Было мне лет 16, и был я розовощек, розовоочкаст, и розовосоплив. Не помню, верил ли я в единорогов, но в любовь с «первого взгляда и до гробовой доски» верил точно, и готов был сожрать любого, кто с усталой, снисходительно-взрослой улыбкой говорил мне: «Ну, таких марин у тебя будет еще тысяча миллион до неба».
Тогдашняя моя «любовь до гроба» была не менее розовощека, чем я, и крайне благосклонно относилась к романтическим ночным прогулкам, под лирику Маяковского, и тополиный пух, нагло щекочущий наши целующиеся губы. Но вот незадача, ее нежное отношение ко мне вдруг сменилось странной холодностью — загадочной, пугающей и необъяснимой. Накануне мы полночи целовались под ее окнами, а назавтра она, без объяснения причин, отменила наш долгожданный поход на гастрольный спектакль Ленкома, недосягаемый для простых смертных.
Я тогда ничего не знал о пограничных и биполярных расстройствах личности, поэтому причину подобного поведения нашел, как понятно, в себе. Следуя за своими чувствами, я решил, что совершенно нелюбим. Я перестал звонить своей девушке. Я с головой погрузился в черные страдания, щедро сдобренные Пастернаком, Хемингуэем и Эндрю Ллойдом Уэббером. Через неделю, когда «Фиеста» была зачитана до дыр, а сосед стал насвистывать в лифте арию Иуды Искариота, она мне позвонила, и возмущенно спросила, куда я, собственно, пропал.
Короче выяснилось, что дело не во мне, и моя любовь не пограничник и не биполярник. Просто у нее были настольные электронные часы, и когда она видела на них цифру 22:22, для нее это было знаком, что на следующий день ни в коем случае нельзя выходить из дома. Примета плохая.
Потом, приходя к ней в гости я дважды «случайно» ронял этот злосчастный будильник, но убить его смог только на третий раз. До сих пор поражаюсь крепости советской «электроники». Кстати, убийство будильника не помогло нашему счастью – примет, на которые обращала внимание моя девушка, было великое множество. В конечном счете я осознал, что никогда не смогу победить всех черных кошек, рассыпанные солонки и желтые букеты, и нам пришлось расстаться. Любви до гроба в тот раз не получилось.
Вспомнил я эту историю потому, что этот пример прекрасно иллюстрирует два когнитивных искажения, причем, когда одно искажение инициирует другое. Искажение моей девушки «Магическое мышление» стало спусковым крючком для моего когнитивного искажения — «Доминирование чувств над логикой».
Приметы — это примеры «магического мышления», когда человек верит, что определённые события или действия могут повлиять на будущее, хотя логическое основание для этого отсутствует. А при «доминировании чувств над логикой» эмоции человека затмевают рациональное мышление, влияя на его восприятие и принятие решений. Вместо того, чтобы опираться на факты и логику, человек часто руководствуется своими переживаниями, что может привести к иррациональным выводам и действиям.
Если бы моя девушка в июле 1984 года задала себе следующие вопросы: «Есть ли реальные доказательства, что цифры на часах могут повлиять на события? Что доказывает, что плохие события всегда происходят после плохих примет? Бывает ли такое, что плохие события случаются и без плохих примет?», а я задал бы себе другой набор вопросов: «Что говорит здравый смысл в этой ситуации, несмотря на мои эмоции? Как бы я оценил ситуацию, если бы я не был эмоционально вовлечён? Что правильнее, «читать мысли» другого человека, или поговорить с ним, и узнать, что он реально думает?», все было бы иначе.
Может мы и не поженились бы, но «Юнону и Авось» посмотрели бы точно.
